Все совпадения случайны
* предыстория. Навальный анонсировал запуск нового проекта, в рамках которого волонтеры-релоканты будут звонить оставшимся в РФ и разговаривать с ними об этом вот всем...
Серафима Семеновна тяжело ворочалась на узкой тюремной койке. Настроение было депрессивным. болели застуженные на этапе следствия придатки, ныла поясница, не привыкшая к тонкому казенному матрасу, но пуще физических недомоганий снедали Фимочку горькие мысли, где-то ее жизнь явно свернула не туда. Как вышло, что ее обещали представить к ордену, а в итоге ни ордена, ничерта. Ничерта кроме серых стен, и надоевших за долгие месяцы следствия соседок по камере.
Хотя… Завтра ведь суд, где ее громко, под фанфары осудят, по сценарию, а потом тихонько отпустят, и может тогда уже орден повесят? От этих мыслей начинала болеть голова. Фима перевернулась на другой бок, еще немного повздыхала, а потом заснула. и снился ей украшенный шпалерами торжественный зал. Называют ее имя, и она идет по проходу между рядами, а все вокруг хлопают, а со сцены перекрывая шум аплодисментов несется - за вклад в работу правоохранительной системы награждается давний и проверенный внештатный сотрудник….
А Фима такая утирает кружевным платочком набежавшую слезу, и с торжественной трибуны, прерывающимся от волнения голосом говорит - мой подвиг начался со звонка иноагентов и этих…. нежелательных навальновских нацпредателей…
**
А ведь все это приключение с тюрьмой и со следствием по особо тяжкой статье действительно началось со звонка. До этого Фима писала свои доносы совершенно безнаказанно. Кстати, Фима не любила слово донос. Она предпочитала называть их сигналами. Сигнал и звучит как то мягче, и вообще.
Когда эти иноагенты позвонили в первый раз, она сидела в очереди к зубному, и значения звонку не придала. Ну соцопрос и соцопрос, мало ли их сейчас звонит. Поддерживаю ли я вот это все? Поддерживаю, обеими руками, дальше что? Доверяю ли я партии и правительству? Доверяю. Что я думаю? Ничего не думаю. Дура б”дь.
Пигалица на том конце пискнула что-то про ватсап, и вежливо попрощалась.
А вот когда, уже после зубного, Фима открыла Ватсап и посмотрела на всю эту дискредитацию, тут уже все стало ясно. Она даже не знала за что хвататься. Сигнал садиться писать, а уж потом идти в органы, или сразу бежать, без сигнала. Потому что вот же, все доказательства в письменном виде. Все заскринено, все задокументировано. Да и куда бежать-то? В полицию или сразу в ФСБ? Вопрос…
**
Первый сигнал в тот раз вышел каким-то скомканным. Хмурый опер внимательно просмотрел скриншоты, смерил Фиму неприязненным взглядом, кому то позвонил, два раза промолвил в трубку - “так точно”, доведу информацию, так точно”, - а потом толкнул к Фиме по столу ее телефон, и сказал - продолжайте вести наблюдения, попросите у релокантов еще больше материалов. Постарайтесь узнать имена фигурантов, их местонахождение. Если снова позвонят - сигнализируйте. Можете идти. И все. Ни ответа, ни привета, ни спасибо за ваш сигнал, словно она ему какая-то грязь из под ногтей.
Фима сначала даже обиделась, и даже хотела заблокировать нацпредателей вместе с их дискредитацией в ватсапе. Но потом подумала, и не стала. А ну как потом скажут что покрываешь дискредитацию, и пойдешь как соучастница, с ними вместе зону топтать. Нет уж, пусть и дальше дискредитируют, а мы поскриним и зафиксируем.
Короче первый разговор не удался. Зато вот второй следователь был явно более компетентным. Да и погоны у него были серьезней, хоть и был он в штатском. Такие вещи Фима прямо животом чувствовала. Государственность. Прямо низом живота.
И вот ведь важный человек, а ведет себя по простому. Да вы Серафима присаживайтесь, да вот чайку. Да благодаря вашей работе мы вскрыли целую организацию нацпредателей. Вы это понимаете? Да мы же вам орден за такую помощь… Да мы ж вам по гроб жизни благодарны. Вот только….
Тут мужчина закручинился, и видно было что переживает, что горит на работе человек.
- что? - на одном выдохе спросила Фима.
- Да вот эти звонильщики. Они по заграницам все. их достать сами понимаете, никак не выйдет.
- Да как же это…. Озадаченно протянула Фима.
- А вот так. Будут сидеть там у себя и звонить таким же честным, порядочным людям как вы, Серафима Семеновна, на мозги им капать.
У Серафимы это не укладывалось в голове. Ведь вот дискредитация же полным ходом идет. Вот она вот прямо в телефоне. А сделать ничего нельзя.
- Впрочем есть один способ все это прекратить, задумчиво промолвил силовик. Но он своеобразный. не знаю стоит ли.
Фима подалась вперед, всем своим видом выражая интерес. Ей вообще очень нравилось сидеть вот так с этим государственным человеком в кабинете, пить чай и вместе изобретать способ противодействия нацпредателям, свившим свое змеиное гнездо за пределами родины.
Повлиять на релокантов мы не можем, так?
- так, поддакнула Фима.
Значит остается влиять на оставшихся так сказать в пределах родины россиян, так?
- так… несмело согласилась Фима, пытаясь сообразить куда клонит силовик.
Что мы можем сделать для их так сказать успокоения? спросил мужчина, загадочно глядя прямо в Фимину душу.
- Ну….
- Правильно. Возбудить уголовное дело.
Для Фимы ход его мыслей был все еще неочевидным, но она не хотела прослыть дурой, поэтому робко кивнула.
- Вот я знал что вы, Серафима Семеновна меня поймете. Он встал и прошелся по кабинету. Есть такое слово пре-це-дент! Если хоть один человек заедет в тюрьму за эти созвоны с релокантами. Остальные напрягутся, и успокоятся, и потом подумают, надо им в тюрьму или нет. И подумав решат - не надо и трубки брать перестанут.
- Да они вообще телефоны выкинут, люди то. - Хихикнула Серафима и тотчас смутилась. - А кого мы эт самое то, ну…
кого а? Кого посадим то? за разговоры?
Силовик не отвечал. Он смотрел на Серафиму словно загадочный и голодный сфинкс. который знает все ответы на все вопросы. И серафима обмирала от этих невысказанных ответов, и потому каждый ее вопрос звучал в тишине кабинета все более придушенно.
- Кого мы? А? вы же не хотите сказать что… Вы что? вы меня? да?
и от каждого вопроса пальцы Серафимы леденели и начинали мелко дрожать. И хотелось вскочить, хотелось убежать, закричать…. но сил больше ни на что не оставалось.
Собеседник Серафимы тяжело вздохнул и снова уселся напротив нее, попытался поймать бегающий взгляд, а когда не смог, мрачно уставился в стол. Голос его был глубоким, и каким-то бесконечно усталым.
Вы поймите. Пока к нам придет следующий сигнал, пока мы найдем человека, такого же идейного как вы, пройдет время. Ключевое слово - вре-мя. Мы упустим время, а родина будет каждый день подвергаться сами знаете чему. Серафима смотрела на него как хомяк на тигра. Аргумент про время ее почему-то не трогал.
Опер вдруг разозлился и закричал. Да и чего вы боитесь собственно! Если мы можем отправить в тюрьму человека, мы можем и вынуть из тюрьмы, и выплатить компенсацию, и даже наградить потом этого человека. Да, процесс будет громким, да, под камеры. Так надо в интересах государства. Но вам бояться совершенно нечего. Быстренько подведем дело к суду, потом осуждение, потом освобождение и почет. Вы думаете органы вас забудут? Органы никогда вас не забудут, Серафима Семеновна.
**
Пробуждение было тяжелым. Надо было в темпе собраться, умыться и ехать в суд. Получать свой липовый срок.
У раковины крепко сбитая сиделица толкнула тщедушную фиму плечом так, что она влетела в стену. Фима боялась этих горластых, здоровенных кряжистых баб, и потому отвернулась, и сделала вид что у нее дела в другом месте. В спину ей раздался обидный гогот. "Эта хламидомонада бледная думает что ее отпустят после суда. Да она походу не понимает что после суда всем будет уже наплевать. Им всем на нас всех давно плевать. Идиотка."
Фима собиралась, пытаясь унять дрожь в руках и тешила себя мыслью, что когда ее выпустят, она шепнет на ухо государственному своему покровителю имена мерзавок, и однажды утром в эту камеру влетит омон уФСИНа и разъяснит им популярно новые правила.
В замке заворочали ключом, выкрикнули ее имя и Фима пошла. пошла не оглядываясь на злые насмешки, летящие в костлявую спину.
Досмотр, унизительное и нудное стояние в стакане. Наручники, душный автозак. В клетку в суде Фиму запихнули уже в полуобморочном состоянии. Она поискала глазами своего покровителя и не нашла. Суд был долгим, нудным, громким и скандальным. Ее судили под камеры. Полный зал государственных борзописцев. Государство смотрело на Фиму сквозь окуляры камер, как жестокий ребенок смотрит на растерзанную муху, которую сам же и препарировал.
- Подсудимая! Подсудимая!
- А?
- Вам предоставляется последнее слово
Фима встала и буркнула - у меня нет слов. И села. и опять не вникала
Из комнаты выплыла полная приземистая судья, и скороговоркой давай зачитывать свой текст, словно это рэп, но без эмоций. Такое бла бла бла, бла бла бла 9 лет и 8 месяцев. Фима еше поразилась откуда срок такой взяли. Хотя. Если это для спокойствия Россиян то понятно конечно. Надо же их впечатлить как то. Дальше Фима уже не вникала. Просто сидела и смотрела в пол.
Ее подняли, повели, потом повезли, и снова втолкнули в ту же камеру. Только вот смеха у баб поубавилось. И смотрели они на Фиму с какой-то даже брезгливой жалостью.
А Фима потащилась к своей шконке, на ходу отмечая что вот и позвоночник сыпется, и зуб опять болит. И когда ее выпустят надо не забыть все это в компенсации учесть. Потом она села на застеленные нары, привалилась головой куда-то в угол чтобы не упасть в обморок и стала терпеливо ждать конвоя, реабилитации с компенсацией, ордена и такси домой.
! Орфография и стилистика автора сохранены
