На днях в США отмечали День Матери, и мои друзья-эмигранты выкладывали в соцсетях свои фотографии с мамами, уже давно живущими вместе с ними в Штатах. Это вполне естественно и так по-американски: улыбающиеся мамы в окружении счастливых детей. Именно так, как нужно. Как оно и должно быть. Я говорю это без иронии — я убеждена, что чувства этих людей абсолютно искренни. Оно действительно так и должно быть — в нормальной ситуации, в нормальном обществе. Помните фразу из классики? "Человек создан для счастья, как птица для полета".
Я очень люблю свою маму, но выложить фотографии с ней у меня не получилось. Как это проще сказать? У меня их нет. Большинство фотографий мамы остались в России, как и сама мама. Мне не приехать сейчас ни к ней, ни за ними. Я видела маму последний раз почти два года назад, и не знаю, когда смогу увидеть ее снова. Да и стоит выкладывать публично фото человека, проживающего в явно небезопасной стране?
Мама — действительно молодец. Она поняла все, включая эту неожиданно возникшую данность — нельзя вернуться. Мы прощались на время, и потому фотографиями не запаслись. Но началась война, и пришлось делать выбор — единственно возможный выбор совести, неумолимое ее требование: сделать все возможное, чтобы остановить этот ад. Понимая при этом, что остановить его невозможно, но сделать все, именно все, что в пределах человеческих сил — обязательно. Пусть даже такой ценой. В конце концов за любой выбор нужно платить. И она, мама, поняла и приняла этот выбор, и только рада тому, что я нахожусь в безопасности.
А во вторник православные верующие, да и неверующие тоже отмечают Родительский день — тоже день родителей, только уже мертвых. Традиционно проведывают их на кладбище. И в этот день я вспоминаю о том, что мне тоже очень хочется проведать покойных бабушку, дедушку и отца. Бабушка (мамина мама) умерла совсем недавно, в конце прошлого года. Мама похоронила ее одна, и лишь после похорон сообщила мне о ее смерти, потому что слишком хорошо понимает, что такое — нельзя вернуться. "Нельзя" не в том смысле, какой вкладывают в это слово многочисленные обладатели фальшивых политубежищ, "купивших" себе заветный статус путем оплаты дорогого адвоката и хорошей фантазии; а нельзя в значении "опасно". По-настоящему опасно.
Я пишу все это не для того, чтобы пожаловаться — хотя, наверное, раз в два года откровенность может быть даже уместной. И не для того, чтобы пофилософствовать о несправедливом устройстве жизни. Жизнь вообще, в принципе, не справедлива, и иной не была никогда, а люди, "прошедшие Россию", к счастью, достаточно циничны, чтобы посмеяться над любыми поисками справедливости. Мы давно научились заменять слово "несправедливость" словом "цена". Все перечисленное — это лишь плата за возможность иметь чистую совесть, малая часть общей цены. Плата за моральное право не считать себя подлецом, которое стоит ровно столько, сколько стоит, и ни граммом меньше. Так было нужно, иначе просто не получилось бы сделать ничего полезного.
Именно в этом, в сущности, заключается хроническое, многовековое проклятие России. Преступления Кремля навязывают самым обычным людям, не военным, не госслужащим, а простым обывателям, жесточайший выбор из двух крайностей: между подвигом и подлостью. Патологическая потребность преступных властей втягивать в орбиту своих преступлений как можно больше обычных людей, вовлекая их в круговую поруку всеобщей причастности к подлости, оставляет довольно мало возможностей избежать тяжелого выбора. У некоторых категорий людей (военнослужащих, журналистов, правозащитников, учителей, судей и т.д.) ее просто нет.
В стране, где подвиг требуется уже для того, чтобы не стать соучастником подлости, третьего варианта зачастую не дано. Люди вынуждены совершать смелые или жертвенные поступки не для того, чтобы стать героем, а для того, чтобы не оказаться соучастником общего, коллективного преступления просто потому, что "не могли иначе". Действительно, не могли.
Как объяснить жителю какой-нибудь цивилизованной западной страны, что государство загоняет обычных людей в немыслимые, недопустимые условия, требуя от них одобрения самых диких, преступных вещей, и само неодобрение и инакомыслие уже клеймит как преступление, возбуждая уголовные дела даже за "лайки" в соцсетях? И те люди, в которых совесть оказывается сильнее страха или лицемерного конформизма, вынуждены жертвовать безопасностью, родиной или свободой лишь для того, чтобы вырваться из общей "презумпции виновности", чтобы избавиться от своей части той общей вины, с ощущением которой невозможно жить. Не потому, что они мечтали о подвигах, а лишь ради самой возможности жить дальше с чистой совестью. Возможности, за которую приходится порой платить непомерно высокую цену.
На самом деле страшно, что испокон веков Россия вынуждает граждан (как своих, так и чужих) платить слишком высокую цену за вещи, которые в нормальных странах всегда обходятся намного дешевле. Цена победы во Второй Мировой войне — море крови солдат, бездарно использованных как пушечное мясо, а потом еще море крови и пота вернувшихся из немецкого плена и отправленных затем в ГУЛАГ — чтобы утихомирить параноидальные страхи зарвавшегося "вождя". И еще — отправленных на Валаам инвалидов, чтобы не мозолили "вождю" глаза. Цена индустриального рывка — миллионы погибших от голода, замученных от непосильного труда в лагерях, где работали даже дети и подростки. Окоченевшие трупы в мерзлой земле, душные вагоны, в которых умирали, не доезжая до места депортации, представители множества народов. Это и есть "цена" того СССР, распад которого был назван "величайшей геополитической катастрофой"?
И именно такую цену Россия сейчас выставляет и перед Украиной. Плата за свободу, за движение к Европе — это война. Танки, БУКи, ГРАДы, стрельба из минометов по жилым домам, развороченное Дебальцево, обстрелянный Мариуполь, пытки в подвалах оккупированного Донецка — вот столько сейчас стоит желание народа выбрать свой путь, свой вектор развития, собственную идентичность. И ни граммом меньше.
Нас вновь и вновь загоняют в выбор между крайностями: свобода или война, подвиг или подлость. И те 10-15% россиян, кто оказываются не приспособленнымы для жизни в болоте всеобщей подлости, невольно вынуждены становиться героями, хотя изначально хотели, в общем-то, лишь одного — возможности жить нормальной жизнью. Но так вышло, что подобной роскоши упрямо не выпадает ни одному поколению в России.
Я как-то уже писала, что россияне любят упрекать Запад в "изнеженности", приводя в качестве аргументов примеры героизма русских людей. Но, не оспаривая эти примеры, хочу напомнить соотечественникам: хвастаться тут, в сущности, нечем. Нормальное общество не должно порождать героев. Героизм рождается в условиях травли, репрессий, предательств и трусости, он закаляется в гонениях, кристаллизуется в пытках, он научается любить и сражаться не благодаря, а вопреки. Подвиг — показатель нездорового общества, страшных условий, существующих в нем, экстремально высокого уровня зла. Героизм — исключительное состояние, и настоящий герой — не супермен из боевика, а в первую очередь травмированный, искалеченный человек. Личный пример, который он задает, — пример боли и лишений, жертвенность, являющаяся уделом немногих.
Заигравшиеся в романтизм трубадуры подвигов забывают, что героизм — крайнее, экстремальное состояние личности, не проходящее для человека бесследно. Существует спорная, но в чем-то точная фраза: "Герои нужны в минуту опасности, в остальное время герои опасны". Перефразируя ее, можно сказать: "Герои нужны в минуты несчастий, в остальное время герои несчастны". Подвиг — всегда надрыв, часто — компенсация чужих подлости и зла. Это то, что ломает способность человека жить нормально.
И, глядя на сегодняшнее состояние российского общества, невольно задаешься мыслью — а какой пример оно оставит после себя будущим поколениям? Ведь 85% — это пример трусости, конформизма, причудливой смеси равнодушия, заблуждений и в чем-то — вполне сознательной подлости. А оставшиеся 15% — это опять пример искалеченных, затравленных, травмированных людей, переживших потери и поступки, к которым они явно не были готовы, просто — нельзя было иначе. Мы опять оказываемся неспособны задать эталон нормы, пример золотой середины, модель жизни нормального человека в нормальном обществе. Нам опять не дали его выработать, поставив в слишком жестокие условия неизбежного выбора из крайностей.
И та же проблема, как у российских диссидентов, стоит сейчас перед Украиной: как пережить потери, боль, трагедию войны и построить нормальное общество, как переключиться из режима вечной борьбы в режим созидания? Ведь именно в этом будет заключаться наша подлинная победа — если мы не просто выживем, не просто выдержим, а научимся жить с этим опытом. Любить, созидать, не забывать о собственной жизни. И главное — быть счастливыми. Иначе, без этого главного умения, вся непомерная цена, заплаченная нами, была напрасна.
