Записывать лекцию про Ельцина очень интересно по многим причинам.
Во-первых, ясно, что для человека моего поколения его жизнь — во всяком случае, ее вторая половина, — это не совсем история. Это часть моей жизни. Поэтому, конечно, мое отношение к Ельцину невероятно субъективно.
Очевидно, что для "отстраненного" исторического исследования в данном случае я совсем не гожусь, но с другой стороны, наверное, мои воспоминания, мое восприятие, неоднократное изменение моего отношения к Борису Николаевичу, — все это тоже часть истории.
Впрочем, я стараюсь всеми силами делать "поправку на прибор" и не забывать о своих пристрастиях и неприязнях. С другой стороны, невероятная противоречивость фигуры Ельцина во многом лишает нас сегодняшних — историков, политиков, журналистов, да и всех остальных, — какой-либо возможности отнестись к нему беспристрастно.
Ну и ладно. Оставим беспристрастность будущим поколениям, посмотрим лет через сто, как это у них получится.
Ну, а я-то, как я отношусь к Ельцину?
Извините за банальность — по-разному.
Когда-то он был для меня просто неким неизвестным числом, загадочной функцией, интересной, но непонятной. Потом — классным мужиком, делающим странные, но вызывающие восторг вещи. Еще чуть позже — главной надеждой, светом в окошке. Потом — моим президентом, вынужденным идти на жесткие меры ради будущей нормальной жизни. Еще через несколько лет — неприятным маразматиком, допускающим ужасные вещи, игрушкой в чужих руках.
Потом он умер. Потом я много раз приезжала в Ельцин-центр и каждый — КАЖДЫЙ — раз, заходя в зал, посвященный августу 1991 года, плакала. Смотрела на удивительный ролик, в котором самые разные — а сегодня Ох какие разные люди читают конституцию. С ужасом проходила по узкому, давящему, залитому кроваво-красным цветом коридору — залу с материалами о чеченской войне.
А потом выходила в огромный Зал Свободы, где захватывает дух от пространства, от картины Эрика Булатова, от общего впечатления — от всего.
И что бы то ни было, Ельцин для меня прежде всего человек, благодаря которому я могла хоть какое-то время дышать прекрасным воздухом свободы. Да-да, я знаю, что было потом, я знаю, что мы — и Борис Николаевич, и мы все — сделали с этой свободой.
И все равно — СВОБОДА! СВОБОДА! СВОБОДА! Она была. Искаженная, дурацкая, голодная, холодная, опасная, но была.
О Борисе Николаевиче Ельцине в новом выпуске "Уроков истории с Тамарой Эйдельман".
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
! Орфография и стилистика автора сохранены
